Возможно, это совсем не то, что ожидали услышать от меня, но впечатлений так много, что я не знаю, какие описывать (все претензии к Гришковцу). Мне было хорошо – я забылась, много смеялась, трепетала от неуловимых предчувствий, а придя домой увидела в зеркале красивое лицо и горящие глаза. Маша и Таня, вы меня понимаете…
Впервые в городе.
«Все, что мы собой представляем, -
это то, о чем мы думали раньше».
Будда.
Все началось так, как я хотела. Мое место было в 7 ряду. И кашель к этому дню все реже и не так мучительно терзал меня. Я очень настраивалась не кашлять в неподходящий момент, хотя звучит это как-то неестественно. Я где-то читала, что кашель бывает продуктивным и непродуктивным и он необходимое зло, способствующее очищению дыхательных путей. М-да…Любопытная завязка для предстоящих театральных впечатлений... В других смыслах мне удалось придти чистой. Уселась в кресло, оставила голову и руки в покое и стала глазеть на рассаживающуюся публику, местами нарядно, местами буднично одетую. Сама я была одета по рабочему - в обтягивающую черную юбку, ниспадающую воланами до щиколоток, топик такого же цвета, поверх топика трикотажная кофточка цвета “невызревшей малины”, на шее черно-розовая лабуда из шаров и квадратов. Наверно, есть разница в чем Ожидать… Эти цвета, как, нельзя, кстати, подходили к моему мироощущению по жизни, и об этом всегда говорила моя мама - ты не хочешь видеть темное в жизни, отгораживаешься от него розовыми очками, а между тем оно (темное) делает свое дело. А я между тем раскрашиваю себя. А темное между тем… Одним словом, жуем друг друга, как можем.
Ну, и зачем я тут? Да еще не бесплатно(тут ироничная улыбочка). А ведь зачем-то… Давно я не была в этом театре. Последний раз была здесь, кажется, на спектакле “Ну все, все... Все?” с Татьяной Васильевой, Феклистовым, Гаркалиным. Актеры замечательные, а спектакля не получилось. Слова звучали наигранно и не рождали во мне ничего
Э-да-ко-го, а без этого жить невозможно. Может, перемена климата и перелет повлияли. Может, не заладилось что-то у одного из партнеров, а другой почувствовал это. Может, не получилось контакта с публикой, не пошли флюиды, аура публики была не та... Бог его знает, что нужно, чтобы спектакль состоялся. А уж понятие “театральная конвергенция” вообще из ряда недоступных для меня. Я не попала в простенькую историю, которая разыгрывалась на моих глазах, она не зацепила и не потащила меня ни к одной мудрости. Но оказывается, и та и другая сторона ждали и хотели чувствования друг друга. Васильева позже скажет в интервью “не чувствовала зала, а потом оказалось, что ему(залу) понравилось”. Только вот это и осталось от спектакля - “Не торопись говорить о том, что в жизни счастья нет ”. Что вовсе немало. Вдруг я подумала сейчас – это даже много, это почти все.
Народ все пребывал и пребывал на Гришковца. Большой зал и балкон театра были полностью заполнены, к рядам были пристроены стулья, а кое-кто пристраивался стоять вдоль стен. Мы с подругой вооружились биноклями (театральным и полевым), прической, открывшей уши. Для глаз имелась пара очков на случай, если чего-нибудь не расслышу. 
Не буду врать, я хотела впечатлений от этой встречи. Не важно, каких. Кстати, как, только, на форуме зашла речь о Гришковце, я перечитала “его” посты на маскараде, получилась, довольно миленькая маска, философ и дитя своего времени в одном пузырьке.
Незаметно погас свет, открылся занавес и на сцену вышел очкастый мужчина среднего роста с короткой челочкой - я сразу узнала его по маскарадной аватарке.
На нем была свободная белая рубаха (секонд-хенд английского пошива, как скажет позже Гришковец). Минут 15, наверно, разговаривал с залом, потом зацепился разговором с женщиной с первого ряда. Смешно было очень. А потом… Кажется, начинается…
Будто кто-то принялся размягчать мышцы и поглаживать мои внешние клетки – обрамление плеча, кончики пальцев - и проникать через их мембраны, многослойность защитных масок куда-то туда, где обитали остатки трепетности души, которые я чрезвычайно охраняла в последнее время, дабы не потерять последнее, потому что умножить ее в последние годы не удавалось. Прямо мурашки по коже… Как-то неожиданно и непривычно... Без спотыкача белого творчества. Про что разговор? Про человека, про нас. “Хочу, чтобы меня любили и уважали таким, какой я есть”. От него так пахнуло Ремарком! Да, да, да - живем, чтобы чувствовать. И никакая ширма хохота и веселья не могла спрятать от меня этот запах! Глубоко, тонко, пронзительно. На сцене бумажная стилизация неба - часто ли мы смотрим на настоящее? В Гришковце много потрясающей своей точностью мимики и пантомимы. Он порой захлебывался от переполнявших его эмоций, я чувствовала, ему хорошо с нами. Он часто выходил из “фронта боевых действий” для общения с залом. Просто. Смешно. “Может быть непонятно, а чувствуешь… ” И опять какие-то простые слова.
А пленила эта простота так, что кроме этого плена ничего не хотелось. Плетение слов-нитей было таково, что не заметила, как опутали они меня, лишив мнимой свободы, а взамен навязали космическую невесомость, желанную всяким разумным существом. А ведь мы такие и есть. Кто хочет сложного? Кто хочет непонятного, запутанного, неуловимого? Все хотят простого и понятного. Все хотят восторга и чтобы было хорошо от пребывания Здесь, в нашем безумном мире, в котором всеми своими клеточками чувствуешь вымощенную дорогу к цивилизации за счет унификации человечества, за счет углубления и клонирования одиночества человека, за счет эпидемии и стереотипности и шаблонности. Эта эпидемия очень чувствуется и от нее плохо – ее везде навалом, она становиться выше, шире и скоро совсем задавит. А нужно жить. И чувствовать мир, людей... И чтобы было хорошо от этого мира, “а он становится все хуже и хуже”. Человек вполне оправдывает свое имя - дитя Галактики, а потому в нем, ой, сколько всего. И даже больше. Галактика - наша Мама, вот пусть она вместе с Папой… Но он разводит руками. Нельзя, родители, так распускать детей. Мысли какие-то вселенские лезут в голову, и чувствую, что глупости это всё и одновременно чувствую, что не стыжусь этих мыслей. А Гришковец рядом… ну, был рядом.
Какое-то ментоловое слово героя зацепило, пахнуло прохладой, и мне неожиданно вспомнился один из дней, когда по миру кружил листопад и утро которого меня съежило.
Было +1. Все-таки плюс. И это как-то согревало.
Кустарники, осенние цветы были покрыты инеем, местами стекающим с них блестящими капельками – солнце во всю уже освещало землю. Зайдя в баню - она еще не остыла от вчерашней топки - я услышала отчаянное шевеление на косметической полочке. Это была бабочка темно-бежевого окраса, с коричнево-сине-фиолетовыми крылышками и белыми вкраплениями у носика. Она была очень красивой и пряталась от наступившего похолодания. Я спросила ее или кого-то еще “Что дальше?”. Ни-че-го. Но, несмотря на это, она останется красавицей. Пожелав ей невозможного и спустившись с крыльца, пахнувшего лесом и землей, я уткнулась взглядом в озеро, раскинувшееся невдалеке - над ним клубился туман. По дороге проехало несколько машин, одна из них остановилась у калитки - приехала молочница из ближней деревни. Кроме прочего она привезла две огромные тыквы апельсинового цвета. Мы пили чай и говорили о цветах. Молочница уехала и наступила тишина. Было слышно, как в саду падают яблоки, облетает листва. А потом…потом температура начала подниматься и в обед уже было +17. Было очень тихо и мне казалось, что наступил рай.
Воспоминания райского дня наложилось на следующий тон, жест, мимику (несколько раз я пользовалась биноклем), слово Гришковца и переросло в ощущение чего-то давно забытого, сладко-томительного, коснувшись нежным мазком моего сердца. Как будто я вошла в теплую реку, поплыла в ней, и краски жизни вдруг стали оживать, накатывая прозрачной дорожкой, шумя зеленым берегом, который, то приближался, то отдалялся от меня, неизменно обещая вернуть утраченное. Тихий восторг пронизал меня с головы до ног в эту минуту, но тут - же сменился щемящим отчаянием, уколов невозможностью Былого. И все – же чувство отодвинутости от сегодняшней себя и растворение в давным-давно утерянных эмоциях было таким реальным, таким ощутимым, что я перестала “ставить себя на ноги” и отдалась этой минуте восторга. А потом случилось невероятное - оказалось, что и без этой минуты в моей жизни есть много восторга. (И потом. Стоит ли думать иначе, чтобы получить жалкое состояние души перед следующим театральным представлением? Тут дурацкая улыбочка.)
После всех разговоров на форуме о Гришковце, я не настраивалась “фильтровать” его, но
не почувствовала фальшивого героя на сцене, не протянулись ко мне нити забалтывания, противоречия присутствия и произнесения. Он не побоялся показываться на людях, хотя был полуклоуном.
“Одновременно” – бездонно-философская вещь для меня, как это не покажется вам странным и несерьезным. Она о простых ситуациях, о мелочах, которые требуют непростого отношения. И о том, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно!
Хорошим делом занимается актер – благодарность ему за это. Еще раз убедилась в том, что слово не описывает мир, а создает его. И тут же поймала себя на мысли, что его книги навряд ли понравятся мне. Совершенно дикое, но реальное предчувствие на фоне всех этих впечатлений.
Хлопали долго. Стоя. Женщины надарили охапку цветов (там были и наши с Ленкой розы), мужчины выходили для рукопожатий.
Некоторые свое рукопожатие поднимали вверх (“а где портфель?”).
Отпускать не хотели, он выходил и кланялся, выходил и кланялся. Потом показал руками крест и зал его отпустил – устал все-таки человек. Обещал приехать еще.
Я уходила из театра, а из меня уходило ощущение, будто все прекрасное, что могло случиться в моей жизни, уже случилось. Вышли в весеннюю распутицу - снежно-грязные перевалы вдоль дороги, хрупкий лед под ногами. Бездонная темнота угнездилась в вышине, властно окутывая город и тех, кто в нем жил.
Для живых ночь всегда кончается – Мама и Папа постарались.
Девчонки, вот такие мои впечатления после встречи с Евгением Гришковцом. Скажу сразу, что у меня не часто (если быть точной, редко) бывают такие впечатления от театра. Поскольку у меня очень развита интуиция и совсем не развита воля, я чрезвычайно сильно ощущаю неискренность и наигранность.
Дай Бог Гришковцу и нам вместе с ним.
